Легендарное копье одина - гунгнир. Копье — священный символ Власти Связь с рунами

Стив Бейн

Копьё Одина

Title: Купить книгу "Копьё Одина": feed_id: 5296 pattern_id: 2266 book_author: Бейн Стив book_name: Копьё Одина

Как только шерп Намсинг Лопье закрыл за собой переходный шлюз, в куполообразном помещении раздался его громкий голос:

Роно, у меня плохие новости.

Ответа не последовало. Намсинг оттолкнулся и взлетел над башнями упаковочных клетей в поисках более удобного места. Он парил на высоте семи метров в едва ощутимом гравитационном поле Каллисто, и перед тем как опуститься, ухватился за одну из множества пластиковых ручек, прикрепленных

к изогнутому потолку. Его мускулистое предплечье не испытывало ни малейшего напряжения, пока он висел, держась одной рукой за самый верх купола. Он внимательно обозревал множество коробок со снаряжением для восхождения и провиантом, пытаясь обнаружить хотя бы малейший намек на присутствие своего партнера.

Роно, где ты?

Не услышав ответа, Намсинг добрался до дальнего конца помещения, перебирая руками, затем приблизился к упаковочной клети размером с чулан, где хранились тенцинги. Он мельком взглянул на них, пока перемещался над клетью. Тенцинги представляли собой просторные комбинезоны с толстой подкладкой рыжеватого, как почва Марса, цвета. Костюм Нама висел на вешалке, а облачение Роно лежало на полу.

Каждый тенцинг оснащался приспособлениями, о цели которых в Солнечной системе мало кто догадался бы. Легче всего было угадать предназначение крючков и ледорубов, притороченных к поясу. О том, для чего служат прямоугольники, крепившиеся на предплечьях, догадаться было труднее, но заглянув внутрь рукавов, можно было увидеть футляры для шприцов. Такими обычно делают внутривенные инъекции. Диамокс IX, содержавшийся в этих шприцах, наверное, стал бы полной загадкой для любого, кроме альпинистов и горстки врачей.

Роно! - Нам удивился, что его партнера нет рядом с тенцинга-ми. Комбинезон Роно днем раньше получил повреждения, когда оба спускались вниз, совершив разведку маршрута. Лед под ногами не выдержал, и Роно пролетел целых десять метров в глубокую трещину. Но судьба все же оказалась к ним благосклонной. Нам вовремя прервал падение Роно, иначе тот сломал бы обе ноги. Однако, падая, Ро-но спиной бился о лед и вывел из строя важное оборудование. Запчастей, захваченных с собой на Каллисто, не хватало: слишком часто случались падения. Самое неприятное, что пострадал внешний термометр. В результате стало невозможно регулировать температуру внутри тенцинга Роно. А заменить этот термометр было нечем. Им еще повезло, что все произошло в ста метрах от основного лагеря. Окажись они немного дальше, и Роно мог замерзнуть до смерти.

Роно! Где ты?

Это я должен спросить, где был ты, - донесся голос снизу. Над грудой деталей показалось кофейного цвета сердитое лицо Роно Нионгабо. Он бросил снаряжение рядом с изолированными ботинками своего тенцинга и посмотрел на приятеля. - Я весь день вожусь с этим спинным блоком. Я проверил муфты термографа, установленного на метеорологической станции с внешней стороны купола номер четыре, но они никуда не годятся, а у нас нет инструментов, чтобы установить преобразователи.

Ты выходил наружу?

Пришлось. Я лишь вышел за дверь. Внутренняя сторона моего тенцинга почти не обледенела. Кстати, выбраться из него было бы легче, окажись ты поблизости, уже не говоря о том, что мне пришлось тащить все это одному. Где ты пропадал?

В командном центре, - ответил Нам. Он оттолкнулся от потолка, хлопнул по верху одной из коробок, чтобы сбавить скорость, и плавно опустился рядом с приятелем. Он прислонился к большой картонной коробке с протеиновыми стержнями и посмотрел своему партнеру в глаза. Для шерпа Намсинг казался довольно высокого роста. Роно был наполовину кенийцем, а все кенийцы, выросшие на Марсе, существовали в условиях более низкой гравитации. Роно был немного похож на свою мать-шерпу и все же оказался на двадцать сантиметров выше Нама. Кожа Роно была почти столь же смуглой, что и у его отца, но узкие глаза и круглое лицо выдавали в нем непальскую кровь. Лица обоих мужчин были довольно схожи, но короткие жесткие кудри, венчавшие голову Роно, не имели ничего общего с гривой черных, ощетинившихся, словно кусты, волос Нама.

Что можно делать целых четыре часа в командном центре? - спросил Роно. - К Ганимеду путь прегражден, а в полумиллиарде километров отсюда нет ни малейших признаков цивилизации. Интересно, нам еще удастся выйти на связь?

Несколько раз выйдем, - ответил Намсинг. - Придется ускориться с графиком.

Роно бросил скептический взгляд на комбинезоны.

Ускориться? Это вряд ли. Мой тенцинг мертв: надо или найти термометр, или соорудить на скорую руку один наружный термограф. И не факт, что у них на Ганимеде найдется все, что нам требуется. Аза-прашивать снаряжение с Марса - вообще долгая песня. Тогда мы не только не опередим график, а отстанем от него.

Придется поднажать, - сказал Намсинг. Он подпрыгнул и уселся на ящик. - Из обсерватории на Тарсисе сообщают, что какой-то метеорит приближается к нам и столкнется с Каллисто в ближайшие сорок дней.

Ты шутишь? Где это произойдет?

Трудно сказать. Вероятно, где-то в пределах колец Асгарда. Имя Асгард триста лет назад дали второму глубочайшему кратеру,

который образовался на втором крупнейшем из спутников Юпитера. Уже давно отказались от традиции присваивать латинские названия складкам местности планет, а для крупнейших спутников Юпитера обратились к мифологии. На долю Каллисто выпали имена из скандинавских саг, а названия Асгард и Валгалла присвоили кратерам, образовавшимся в результате столкновений на северном полушарии спутника. Концентрические кольца Валгаллы связали воедино пространство диаметром в две тысячи километров. В это пространство могли вместиться два таких спутника, как соседний Асгард.

Роно и Намсинг закрепились в дальнем конце Валгаллы, их основной лагерь находился между Хугином и Мунином, двумя меньшими пиками хребта Гладшейм на экваторе Каллисто. Говаривали, что Глад-шейм был вотчиной Одина, и все горные вершины здесь назывались с оглядкой на него. В ранних скандинавских мифах слово Гладшейм означало «очаг радости». Меньше всего это название соответствовало данной местности. Температура на поверхности спутников Юпитера редко поднималась выше абсолютного нуля, поэтому основной лагерь Намсинг и Роно разместили на глубине тридцати метров, выдолбив ледяную корку Каллисто. Собственно, лагерь представлял собой цепь снежных пещер.

Каллисто была самым неблагоприятным местом, какое когда-либо приходилось обживать людям. По правде говоря, трудно утверждать, будто люди обживали этот уголок, поскольку здесь доводилось бывать только Наму и Роно. В течение трех лет они то и дело наведывались сюда. Ганимед был крупнее, плотнее и теплее Каллисто, но даже там наблюдатели задерживались ненадолго. Единственной полезной вещью здесь оказался речной лед. Он лежал повсюду. Для любого человека в трезвом уме ледяной шар под названием Каллисто не представлял ни малейшего интереса.

Однако когда шерп Намсинг Лопье предложил разбить лагерь на Каллисто, у подножия горы Гунгнир, Роно Нионгабо тут же ухватился за эту идею. Первый раз оба встретились на песчаных склонах Олимпа. Нам делал то, чем его народ занимался столетиями: он помогал желающим подниматься на самые высокие горы. Олимп был почти в три раза выше Джомолунгмы, но взбираться на эту гору было гораздо легче - альпинистам помогала марсианская гравитация. В то время как на Джомолунгму можно было взобраться без дополнительного запаса кислорода, на Олимпе такой подвиг оказался бы невозможным.

Роно Нионгабо до этой встречи штурмовал вершины родной Кении. Уступающие двадцатипятитысячному Олимпу, они все же были куда более серьезным испытанием для покорителей. Олимп представлял собой безопасный вулкан, его склоны были столь пологими, что не требовалось никакого технического снаряжения для восхождения. Ро-но прибыл к Олимпу в качестве клиента Намсинга, но оба ушли оттуда партнерами, решившими подняться на пик, равного которому альпинисты еще не покоряли.

Наконец такой пик был найден. Гора Гунгнир на Каллисто возносилась на головокружительную высоту, достигавшую десяти тысяч метров над тем, что в более теплом мире можно было бы назвать уровнем моря. Гунгнир не достигал и половины высоты Олимпа, однако на целую тысячу метров превышал любой пик на Земле. Он напоминал лезвие изо льда и образовался в тот момент, когда два огромных метеорита почти одновременно врезались в замерзшую поверхность Каллисто. Образовались кратеры, внешние края которых устремились друг к другу с такой скоростью, что растаяли и снова замерзли, сцепились вместе и стали единым целым. На изрытом кратерами теле Каллисто Гунг-нир продолжал стоять, как скала, и за последний миллион лет гордо бросал вызов дождю метеоритов.

По крайней мере, так происходило до сих пор. Покров льда Калли-сто реагировал на удары метеоритов совсем иначе, нежели литосфера. Даже относительно слабые столкновения вызывали длительную пульсацию, расходящуюся концентрическими кругами как на Асгарде, так и на Валгалле.

В пределах сорока дней? Разве неизвестно, когда именно это случится? - спросил Роно. - Они что, не могли сообщить более точных данных?

Ты ведь знаешь, как это бывает. Никого не интересует, что произойдет на необитаемом спутнике. Радуйся, что они вообще что-то обнаружили.

И каковы его размеры?

Трудно сказать. На Тарсисе видели, как столкнулись два астероида. Это произошло так близко, что люди на Ганимеде забеспокоились. Похоже, эти два астероида просто отскочили друг от друга. Ты спросишь, каковы наши шансы на успех, верно? Как бы то ни было, на Ганимеде не возникло причин для тревоги, но астероид меньших размеров держит курс сюда. Говорю тебе, нам повезло: если бы он не угрожал другому спутнику, то о нас никто бы и не вспомнил.

И все-таки, что известно о его размерах?

Им не пришло в голову снять его точные параметры. Очень любезно с их стороны…

Роно скрестил руки на груди.

Продолжай, Нам.

Они… они смоделировали его на компьютере, - сказал Намсинг, потупив взор. - Считают, что он не столь огромен, чтобы серьезно повредить Каллисто. Но он достаточно велик, чтобы обрушить Гунгнир.

Роно долго смотрел на Намсинга. Затем покачал головой.

Нет. Это невозможно. Гунгнир стоит очень прочно.

Роно, он изо льда.

Он выстоит.

Остается надеяться, - ответил Нам. - Однако сильный удар может сбросить наши склады провианта с горного кряжа. Этот маршрут надо преодолеть сейчас, или мы никогда не пройдем его.

Роно ударил ладонью по стене.

Бред! Ты вздумал совершить первое восхождение! Ты хочешь подняться на самый верх и заткнуть всех за пояс, пользуясь тем, что поврежден мой костюм! Нам, я не позволю тебе этого!

Намсинг оттолкнулся от коробки и приземлился.

У тебя нет выбора. Ты не меньше меня желаешь, чтобы восхождение на Гунгнир состоялось. Если это не произойдет сейчас, то Гунг-нир может исчезнуть и штурмовать будет нечего. Подниматься надо нынче же, а это означает, что мне придется отправиться в путь одному.

Роно взмыл в воздух и ухватился за ручку купола, словно за край баскетбольного кольца. Его мышцы резко напряглись, и он снова спустился вниз. Ходить при столь незначительном притяжении было невозможно; тщетно он пытался дать выход гневу, стараясь сжать длинные пальцы в кулаки.

Повтори, когда в нас врежется эта чертова штука?

Максимум в течение сорока дней по марсианским меркам.

От Ганимеда до нас можно было бы добраться на челноке…

В лучшем случае за двадцать дней. Мы даже не сможем отправить запрос до того момента, как Ганимед выйдет из противостояния с Юпитером и поравняется с нами. Это случится не раньше восьми с половиной дней. Я все проверил.

А что если подать сигнал на Марс? Можно послать сигнал сейчас, а они бы переправили его на Ганимед, как только освободится путь.

Лицо Намсинга выражало сомнение.

Даже если у них есть все запасные части, которые нам нужны, пилоту челнока придется держаться близ Юпитера, чтобы добраться до нас в пределах того времени, о котором ты говоришь. Тогда у нас совсем не останется времени на акклиматизацию. Роно, за двадцать дней невозможно подняться на высоту в десять тысяч метров.

Кому-то невозможно, но только не нам с тобой. Мы лучшие, Нам.

Низкорослый шерп покачал головой.

Предположим, нам это удастся. Допустим, все пройдет так, как мы задумали. И проклятый метеорит долетит сюда за сорок дней, а не за двадцать пять или тридцать. И у них на Ганимеде имеются нужные запчасти. И найдется свободный челнок. И он продерется сквозь облака и прилетит сюда за восемь или девять дней. Мы поднимемся по склону, какого никогда не покоряли. И это еще не все - мы преодолеем его за невероятно короткое время… Мы поднимемся на вершину Гунгнира в тот момент, когда в гору угодит метеорит и, возможно, разрушит ее основание. Мы погибнем, нас накроет льдом, и, вероятно, несколько сотен лет спустя какой-то человек, разгребая лед, обнаружит наши тела.

Роно, подумай об этом. Этот человек найдет нас, обвешанных снаряжением для восхождения, словно яков, и удивится, к чему оно нам, ибо здесь явно нет гор, на которые можно было бы забраться. Случился небольшой ледопад, посреди которого замерзли два дурака. Так завершится восхождение по самому трудному пути в истории человечества.

Оба сидели несколько минут в полном молчании, их окутывал холодный воздух. Нам и Роно мерзли с тех пор, как прибыли на Каллис-то. Они добрались сюда, претерпев всевозможные невзгоды, а еще больше трудностей испытали, пока вели разведку пути на вершину, оставляя по дороге запасы с провиантом. Поднимаясь на Гунгнир, они преодолели 8850 метров, что превышает высоту самой Джомолунгмы. Они поклялись забраться на самый верх только в назначенный день, а теперь оказалось, что этого дня им не видать.

Есть другой способ, - наконец сказал Роно.

Правда? Роно кивнул.

Мы могли бы подняться без ЭГК. Намсинг застыл, будто в шоке.

Это несерьезно.

Нам, ведь так удастся подняться быстрее. Без ЭГК мы могли бы подняться за десять или двенадцать дней и быстро спуститься. Или ускорить смешение компонентов воздуха. Отказаться от акклиматизации. Сделать все, пользуясь ЭГК, увеличить поток кислорода. Подняться наверх, спуститься и вернуться домой до того, как произойдет большой взрыв.

Электрогравитационная конверсия стала тем звеном, на котором держалась вся стратегия восхождения, непонятная тому, кто не поднимался в горы. Двигатели электрогравитационной конверсии существовали задолго до колонизации Марса, еще в то время, когда ученые пытались найти решение энергетических проблем Земли. Когда выяснилось, что гравитационное притяжение между двумя объектами можно преобразовать в электричество, эти проблемы нашли свое решение. Гравитационное притяжение оказалось вечно возобновляющимся источником энергии. Следовательно, двигатель ЭГК выполнял две функции: производил небольшое количество электричества неограниченно долго и мог летать до тех пор, пока работал.

Тот факт, что человеку, штурмующему горные высоты, потребуется двигатель, преодолевающий гравитацию, ни для кого не стал сюрпризом. Действительно, вскоре после того, как появились такие двигатели, туристы с Земли принялись порхать с одного пика на другой в изолированных летательных костюмах, пользуясь автономными запасами воздуха. А вот то обстоятельство, что в горы придется взбираться, пользуясь двигателем, усиливающим гравитацию, вызвало оторопь у всех инженеров, к которым обращались Намсинг и Роно.

Двигатели электрогравитационной конверсии были весьма распространены в других местах, особенно на Марсе, где земляне начинали испытывать опасное воздействие низкой силы притяжения на почки, мышцы и кости. Обычно двигатели ЭГК обретали форму кроватей, а не костюмов, однако если комбинезон для полетов с таким двигателем был возможен, то не существовало принципиальных препятствий для создания костюма. Инженеры лишь задавали вопрос: зачем кому-то может понадобиться подобная амуниция.

Еще больше их удивила просьба Нама и Роно создать прибор, который постепенно ограничивал бы приток кислорода по мере подъема альпиниста к вершине. В мире, где нет атмосферы, на любой высоте одинаковый уровень кислорода. Человек постоянно дышит из «одного сосуда». Так что высота не представляла проблем для неземного восхождения, и это понятно, ибо в условиях отсутствия атмосферы нельзя воспользоваться даже обычным высотомером. Роно и Намсинг изобрели лазерную систему триангуляции, и она оказалась гораздо точнее, чем барометрический высотомер. Но партнеры озадачили инженеров, настояв на том, чтобы те присоединили ее к регулятору, который станет уменьшать подачу кислорода, когда лазеры зафиксируют увеличение высоты.

Мы вместе создавали тенцинги, - сказал Нам. - Мы вместе планировали эту экспедицию. Наша цель - покорить высоту, о какой на Земле и мечтать не приходится. Если подниматься на Гунгнир, то все произойдет в тех же условиях, при которых Норгей Тенцинг вместе с Хиллари забрались на Джомолунгму

Нарушать обещание? - Роно ткнул ящик с тенцингами с такой силой, что ему пришлось вцепиться в него другой рукой, чтобы не улететь. - Ведь именно ты ведешь разговор о том, чтобы совершить восхождение без меня! Я не хочу выключать ЭГК! Я не собираюсь обхитрить поток воздуха! Ты же намерен лишить меня возможности покорить самую высокую вершину в истории альпинизма! Выше К2! Выше Джомолунгмы! Выше всех проклятых Гималаев. Ты все время твердишь о том, что сделаешь это в одиночку! Что же я, по-твоему, должен сидеть сложа руки и наблюдать за тобой?

Нет, - ответил Намсинг. - Я надеялся, что ты возьмешь на себя заботу о лагере.

На его лице появилось странное выражение, смысл которого Роно не разгадал, хотя оба на протяжении трех лет не разлучались даже на короткое время. Намсинг выдержал многозначительную паузу, затем заговорил снова:

Роно, мы не можем ждать. Мы должны следовать первоначальному плану. Мы уже прибыли сюда, мы готовы совершить восхождение прямо сейчас. Вся работа, которую мы проделали, ведя разведку маршрута… нельзя, чтобы это пропало даром. Знаю, тебе не терпится совершить восхождение. Конечно, вместе у нас больше шансов добиться успеха. Но ты ведь не можешь отправиться в путь прямо сейчас, значит, я должен двигаться в одиночку. Если следовать первоначальному графику, нам понадобится тридцать дней: время не терпит. Пожалуйста, не нарушай данного слова.

Лицо Намсинга было столь же суровым, что и окружавший их лед. Его рассуждения были столь же холодными. План следовало осуществить любой ценой.

И все же логика Намсинга не была безупречной.

Когда ты утверждаешь, что мы должны осуществить этот план, - сказал Роно, - ты не имеешь в виду нас. Ты говоришь о себе. - В первоначальном плане не предусматривалось, что я буду возиться со связью.

Я ничего не требую. Я могу лишь просить тебя.

В то утро Роно уже который раз сердито поглядывал на экран. «И это называется утром», - с ненавистью подумал он. Здесь не было ни утра, ни вечера, ни ночи. Лета и зимы на Каллисто, впрочем, тоже не существовало. Здесь всегда царили тьма и холод.

С тех пор как ушел маленький шерп, в голову Роно лезли беспокойные мысли. Ведь он гораздо сильнее Намсинга и отлично подготовлен к восхождению. У Роно больше объем легких и шире шаг. Он не хуже Намсинга разбирается в технике, а его силе воли позавидует любой. Мысль о том, что ему, обладавшему отличными способностями, приходится отсиживаться в лагере, раздражала его, словно зуд после укуса москита. Это место чесалось еще больше, если дотронуться до него, а пока Роно оставался один, его так и тянуло почесаться.

Разумеется, это не полное одиночество. Достаточно одного слова, чтобы привести в действие микрофон и связаться с Намсингом, который поднимался по горному хребту. К тому же монитор показывал каждый шаг Намсинга. Сейчас сердце Нама билось со скоростью 110 ударов в минуту. Такой ритм был бы низким для любого человека, кроме шерпа. Он уверенно двигался вверх со скоростью 5,5 метров в минуту по склону в 52 градуса. Внешняя температура постоянно держалась на уровне 164 градусов по шкале Кельвина, однако внутри тен-цинга сохранялась удовлетворительная температура в 10 градусов по Цельсию. Он потел, и тенцинг компенсировал эту разницу. Нам хорошо продвигался вперед, их система триангуляции подтверждала, что он уже преодолел отметку в семь тысяч метров. Уровни углекислого газа не отклонялись от нормы. Тенцинг позволял ему вдыхать как раз столько воздуха, сколько было бы возможно, если бы он стоял на земле на высоте семи тысяч метров над уровнем моря. Это было выше любого пика на любом континенте, кроме Азии. Экран показывал, что ЭГК также функционирует нормально. Намсинг поднимался почти так, будто находился на Земле.

Нам сделал глубокий вдох:

Нормально, Роно. Что-то не так?

Все в порядке. Мониторы выдают хорошие показатели. Как там лед?

Состояние льда вызывало у них тревогу с самого начала. На Калли-сто вес тела Намсинга был равен весу маленького ребенка, живущего в Непале. А на хрупкую структуру Гунгнира ложилась вся тяжесть взрослого человека, порождая опасность обрушить хребет.

Мои шипы довольно глубоко врезаются в лед, - ответил Нам-синг, - но корка держится хорошо. Пока все идет замечательно.

«Пока», - мысленно повторил Роно.

Как ты себя чувствуешь? Хорошо?

Да. Мне предстоит преодолеть еще две тысячи девятьсот метров. Роно услышал, как ледоруб врезается в гору. Затем раздался хруст,

когда Намсинг двинулся вперед. Эти звуки повторились снова, только между ними послышались три вдоха и выдоха. На такой высоте в данных условиях подобная скорость дыхания считалась исключительно быстрой.

Роно вслушивался в ритм работы ледоруба и хруст шипов, отдававшихся в темном куполе, пока громкоговорители в его системе досчитали до заданных по умолчанию пяти минут и отключились. Воцарившаяся тишина побудила его снова взглянуть на мониторы.

Говори. Намсинг!

Да, - раздалось тяжелое дыхание.

Монитор показывает, что ты продвигаешься со скоростью восемь метров в минуту. К чему такая спешка?

Я… просто выдерживаю ровный темп. - Нам выдавил эти слова с трудом.

Ты уже достиг склада провианта номер десять? Если верить компьютеру, ты как раз в этой точке.

Я оставил его позади минуту назад. Роно нахмурил брови.

Извини, не понял. Ты сказал, что миновал его?

Роно снова взглянул на дисплей. На одном мониторе вдоль неровного хребта тянулась оранжевая линия, очертившая гору Гунгнир. Сверкающие белые точки показывали четырнадцать мест с запасами воды, воздуха и провизии, которые они расставили вдоль маршрута. В номере десятом хранился двойной запас, поскольку в их план входила ночевка в данной точке. Намсинг, возникавший на экране в виде красного пятнышка, действительно находился в двадцати метрах выше этого места.

Нам, с водой у тебя ничего не случилось? Она приятна на вкус?

Я… поднимаюсь выше, - был ответ. - Сегодня буду ночевать на высоте восьми тысяч метров.

Восемь тысяч?! Похоже, слово «акклиматизация» для тебя пустой звук?

В ответ шерп лишь тихо рассмеялся.

Роно, у меня нет выбора. Я должен подниматься выше.

Роно чуть не выругался. Нам вел себя глупо, но его не остановить, даже если заорешь в микрофон.

Должен сказать, что так ты вряд ли сэкономишь время. Неминуемый отек легких заставит тебя замедлить ход.

В динамиках слышалось, что стук и хруст теперь уже сопровождаются более тяжелым дыханием. Роно внимательно следил за тем, не раздадутся ли при выдохе булькающие звуки. Он ничего не расслышал.

Намсинг? Ты в порядке?

Да. Я поднимаюсь выше. Потом поговорим. Конец связи.

Намсинг воткнул острое лезвие ледоруба в белую корку горы Гунг-нир. Здесь не было воздуха, поэтому он не услышал хруста, но почувствовал вибрацию, дошедшую до его тела через подошву. Он тщательно проверил, хорошо ли держится ледоруб на поясе, затем ткнул онемевшим указательным пальцем в миниатюрную коробочку, прикрепленную к его левому предплечью. Технологию изоляции тенцингов позаимствовали у рудокопов Ганимеда, она оказалась невероятно эффективной, но почему-то творение человеческих рук не согревало пальцы, лишая их подвижности. Он твердил про себя, что надо благодарить судьбу за то, что пальцы еще не отвалились, однако найти необходимую кнопку на пульте управления оказалось трудным делом.

Когда он наконец достал нужную кнопку, то почувствовал, как холодная жидкость проникает в вену через устройство в изгибе левого локтя. Он знал, что это последняя доза в последнем шприце. Дополнительный шприц, который он захватил с собой, лишь увеличивал вес и стал частью массы его тела и кровообращения. Вспомнив о крови, он подумал, какая дикая нагрузка ложится на его почки на такой высоте. Поэтому Намсинг сделал большой глоток воды из трубки, вмонтированной в лицевой щиток.

За щитком простиралась Галактика. Справа от него маячил Юпитер, а за левым плечом он разглядел садившееся солнце. Хотя солнце было явно крупнее любой другой звезды, здесь оно не светило ярче, чем полная луна над Землей при ясном небе. Между ними дугой горел Млечный Путь, обе стороны которого окаймляли миллионы звезд, устремившиеся в бесконечность.

Прямо впереди поднимались вершины Гунгнира, словно сжатые вместе кончики пальцев, неровные, прерывистые. По обе стороны хребта склон падал на тысячу метров вниз, затем начинал выравниваться, придавая сторонам вид огромной волны. Лед на Каллисто был бело-голубого цвета, точно такого же, как на Земле. Чтобы найти замороженный метан или азот, надо было отправляться на другие спутники. Хребет, на котором стоял Намсинг, был твердым, белым, его ширина едва достигала половины роста шерпа. Он не боялся, что может свалиться вниз. Здесь не было ветра, и он с детства твердо стоял на ногах.

С левой стороны хребта Намсинг увидел уходящие вдаль кольца Валгаллы. Солнце падало на них с горизонта, и между застывших волн на подошвы падали длинные тени. Поверх колец лед улавливал лучи солнца, и тени становились длиннее, тоньше - в безмолвном темном пространстве возникали сверкающие арки.

Позади и далеко внизу пилообразный хребет поднимался под неровными углами к двум вершинам - Хугину и Мунину. Между ними, в глубокой тени, которую отбрасывал соседний пик, вспыхнул луч света. Его излучал маяк лагеря, где в одиночестве сидел разочарованный Роно. Казалось, Нам мог бы спуститься в лагерь, пригнись он и выключи ЭГК.

Намсинг еще раз глотнул из трубки. Движением языка он вернул ее на прежнее место. Кончиком языка почувствовал холодное прикосновение. Ползучий холод в левой руке почти сменился теплом, настало время продвигаться дальше. Прежде чем вытащить топор изо льда, шерп взглянул на дисплей, прикрепленный к верхней части маски. Скорость сердцебиения и уровень кислорода допустимы… но лишь с большой натяжкой. Он продвигался с полной отдачей сил и знал об этом.

Но выбора не было. Он поднимался по зазубренному склону, точными движениями опуская ледоруб, затем ставил ноги в специальные углубления, которые проделал вместе с Роно во время пробного восхождения. Вдруг его правая нога лишилась опоры. Кусочек льда величиной с небольшой мяч выскочил из-под ботинка и лениво покатился по хребту. От него откалывались крохотные частички, похожие на мелкие кусочки стекла, и как-то нелепо, не издавая шума, неторопливо съезжали вниз. Когда кусочек льда перекатился через край и начал медленное скольжение с высоты тысячи метров, Намсинг понял, что под влиянием ЭГК он падал бы в десять раз быстрее. Нам включил головные фонари на тенцинге и решил осторожнее передвигать ногами.

Намсинг шел дальше. Вскоре перед ним возникла прозрачная ледяная стена высотой в сто метров. Они с Роно достигали этого места раньше и специальными болтами закрепили здесь трос. Неловкие пальцы Нама с трудом отцепили ледоруб от пояса и прикрепили его к тросу. Большим пальцем он открыл маленький запасной клапан в верхней части ледоруба и нажал расположенную в нем кнопку. Он увидел, как рукоятка выдвинулась на половину своей длины. Затем Намсинг достал из кармана, что находился на бедре, второй ледоруб. Он привязал оба ледоруба к запястьям и начал восхождение.

Намсинг, ты идешь по намеченному маршруту? - в наушнике раздался приглушенный голос Роно.

Да. - Чтобы произнести это слово, ему пришлось приложить больше усилий, чем он ожидал.

Что ты делаешь?

Поднимаюсь наверх. - Тук-тук, пак-пак - раздался стук ледорубов и скрип шипов.

Весьма похоже на то, - насмешливо заметил Роно. - Зачем?

Как раз для этого… я и потащился сюда. - Тук. Пак-пак. - Разве нет? Для того, чтобы взбираться.

Ты у отвесной стены, верно?

Да. - Намсинг отвернул один из болтов от троса и поднялся выше. Когда его крюк оказался за тем отверстием, где находился болт, он закрепил его на прежнем месте.

Нам, должен признаться, не ожидал от тебя такого. Думал, ты вернешься к запасу провизии номер десять и немного вздремнешь. Но раз ты уже забрался на отвесную стену, то это почти подвиг.

Наш план остается в силе. - Тук-тук, пак-пак.

Значит, ты серьезно решил вздремнуть на высоте восьми тысяч метров?

Да. - Намсинг расправился еще с одним болтом таким же образом, как и с первым.

Мониторы на твоем костюме работают?

Тогда тебе известно, что ты превысил допустимую частоту пульса, предел потоотделения и уровень насыщения кислородом, выделения углекислого газа и концентрации токсинов в крови?

Да. - Он миновал еще один болт.

Твои легкие и мозг - на пределе жизнедеятельности. Это убьет тебя, если ты не сумеешь вовремя повернуть назад? Ты уверен, что сможешь вернуться?

Да, да и еще раз да. - Намсинг умолк, чтобы глотнуть воздуха. Перед его глазами сверкали молнии. Пяти вдохов оказалось недостаточно. Он сделал еще пять.

А тем временем Роно не умолкал.

Нам, неужели я должен напоминать тебе, что такое восемь тысяч метров? Зона смерти! Ты ведь не забыл, что за чертой в восемь тысяч метров у человека перестают расти клетки? Ты буквально умираешь: клетки замедляют рост, а новых не прибавляется. Я спрашиваю об этом лишь потому, что высота творит с памятью странные вещи. Ты ведь помнишь все это, разве не так?

Я еще не испытываю критического кислородного голодания. Пока. Я хорошо помню все это.

Роно заговорил снова, но Нам перебил его:

Знаешь, Роно… ты должен радоваться… я стараюсь изо всех сил. - Он не мог связать нескольких слов без дополнительной порции кислорода. - Если мне не удастся завершить свой путь… то честь первого восхождения целиком выпадет на твою долю.

Тут на другом конце передатчика раздался смех.

Может быть, и так, но еще недавно ты утверждал, что вместе у нас больше шансов покорить эту вершину.

Намек понял. Дело в том… что мы больше… уже не будем подниматься вместе.

Намсинг вытащил один ледоруб и воткнул его чуть выше.

Роно, ты прекрасный альпинист. Возможно, ты лучше меня. Хорошо бы нам совершить вместе… еще одно восхождение.

Воцарилась пауза, в течение которой Нам успел подняться на два шага.

Намсинг, что ты несешь?

На этот раз Нам вздохнул не от усталости.

Не знаю, что… труднее. Роно… никакого астероида не будет.

Как ты сказал?

Астероида не будет. Я соврал тебе. Мне пришлось…

Ноги Намсинга подрагивали.

Роно, я умираю. У меня в мозгу опухоль. В командный центр… в тот день, когда я говорил тебе об астероиде… пришло сообщение с Марса. Врач… сказал, что опухоль растет. И давит на мозг. Рано или поздно… это давление станет невыносимым. Он сказал… что жить мне остается… около тридцати дней.

Тридцать?.. Нам, как давно это было? Когда ты мне рассказывал об этом астероиде?

Тридцать три… дня назад.

Шипы Намсинга вонзились в лед, и он поднялся еще выше.

Намсинг, что ты, черт подери, делаешь наверху? Почему ты соврал мне?

Я не мог ждать… пока ты получишь новый тенцинг. Я уже давно… задумал совершить это восхождение.

Почему ты не рассказал мне ничего?

Ты знаешь, каковы симптомы… этой опухоли? Нарушение координации движений и рефлекторной деятельности. Упадок сил и угасание умственных способностей. Разве ты позволил бы мне… подниматься в таком состоянии?

Ответа на этот вопрос не требовалось. Однако у Роно возникли новые вопросы.

Нам, зачем же так напрягаться? К чему усугублять процесс еще и отеком легких?

Я должен преодолеть восемь тысяч метров. Как можно скорее. Намсинг получил целых тридцать секунд передышки, пока его партнер собирался с мыслями.

Опухоль мозга. Зона смерти. На высоте восьми тысяч метров опухоль перестанет расти?

Вот именно. Давай помолчим сейчас… мне надо продолжить восхождение.

Шерп не услышал ответа Роно. Следующий удар ледоруба угодил в щель. Откололась ледяная плита шириной в два метра и высотой во всю отвесную стену. Она перевернулась, словно падающее дерево. Шипы Намсинга выскользнули изо льда, и он почувствовал, что падает.

Намсинг пролетел метров пять, когда крюк зацепился за один из болтов. Над шерпом нависла колонна изо льда. Обладая большей тяжестью, он падал быстрее льда, за ним неслась ледяная глыба в несколько тонн. Он отчаянно воткнул ледоруб в самую дальнюю точку слева от троса и подтянулся. Шипами одного ботинка Нам пытался зацепиться за остатки льда и удержать равновесие. Другой ногой он дотянулся до первой плиты льда и толкнул ее. Ботинок хорошо сцепился со льдом, и направление полета льдины изменилось: слабая гравитация Каллисто работала на человека.

Онемев от страха, лишившись последних сил, он смотрел, как глыба пролетает в считанных сантиметрах от его лица. Когда льдина рассыпалась под ним, будто взорвавшись, и вспыхнул грандиозный фейерверк из мелких осколков, он обессиленно повис на ремнях безопасности и следил, не оторвется ли новый кусок.

Но опасность миновала. Намсинг легко отделался. В этот раз. С большой осторожностью он опустил голову. Внизу громоздились огромные остроконечные блоки льда, почти скрытые под слоем паривших снежинок. Намсинг надеялся услышать хоть какой-то звук.

Нам! Нам, все мониторы сошли с ума. Черт возьми, что происходит?

Ледопад. Сильный. Со мной все в порядке. Пора взбираться выше. Время не ждет.

Двадцать семь часов спустя Намсинг достиг вершины Гунгнира и упал на колени. Горе присвоили название «Копье Одина», о котором в скандинавских сагах говорится, что оно было «столь же прочным, сколь изящным». Действительно, вершина Гунгнира не менее изящна, чем клинок, и достаточно прочна, чтобы удержать земной вес шерпа Намсинга Лопье, первого живого существа, нога которого ступила на ее поверхность. Высотомер на его тенцинге отметил 9939 метров - на километр выше, чем Джомолунгма, святыня его предков.

Глядя с вершины, Нам заметил, что острый конец Гунгнира указывает прямо на восход солнца. Взбираясь над горизонтом, яркое пятно освещало каждый шрам на рябой поверхности. Кольца Валгаллы следовали одно за другим, словно волны замерзшего океана, а с этой высоты Намсинг увидел такое множество этих волн, какого ему не доводилось видеть когда-либо раньше. Среди них, в ближайшем кольце, находился огромный разлом, известный под названием «Валгринд». Это внешние ворота Валгаллы. На Каллисто, как и в скандинавской мифологии, Валгринд вел к горам Гладшейма. Намсинг понимал, что лагеря ему больше не видать, если не считать света, излучаемого его маяком. Солнце поднялось уже высоко и ласкало вершины Хугина и Мунина, которые стояли по каждую сторону маяка, словно стражи. Вороны Одина. На его языке эти имена означали Мысль и Память. Один каждый день посылал воронов над Асгардом, чтобы те взглянули на мир. Каждый вечер он опасался, что Мысль не вернется к нему, а еще больше его страшило то, что так же может исчезнуть и Память.

Намсинга это теперь больше не волновало. Его мысли стали расплываться: сказывалась нехватка кислорода. Компьютер на его тенцинге показывал, что на этой высоте воздух на Земле содержал бы лишь девятнадцать процентов кислорода. На одну треть меньше, чем на вершине Джомолунгмы. Этого не хватало для того, чтобы связать вместе хотя бы пару мыслей. Его память также окутывал туман. На мгновение ему померещилось, будто он стоит на вершине Джомолунгмы при свете полной луны. В следующее мгновение ему показалось, что среди извилин его мозга пульсирует крохотный шарик.

Намсинг поднялся, опираясь на ледоруб, и три минуты стоял на вершине самого высокого пика, на который еще никогда не ступала нога человека. Впервые за время тяжкого подъема ему захотелось нарушить ранее разработанный план. Ведь ничего не стоит отключить панель на нагрудной пластине, повернуть цифровой диск, после чего перестал бы действовать электрогравитационный преобразователь. Оставшихся сил хватило бы для того, чтобы спрыгнуть с самого высокого пика и, приближаясь к Валгалле, устремиться к царству блаженства.

Намсинг опустил голову и заметил, что нагрудная пластина открыта. Если и существовала грань между воображением и действительностью, то Намсинг уже не мог уловить ее. Он рассеянно закрыл нагрудный клапан и начал спускаться вниз по хребту.

Ему не пришло в голову увеличить подачу кислорода. Это бы все равно почти ничего не дало. Его тело начало умирать двадцать семь часов назад, в то мгновение, когда он одолел восемь тысяч метров. Процесс стал необратимым. Если сохранить прежний уровень притока кислорода, то смерть наступит от отека мозга, а если увеличить подачу кислорода, то опухоль даст метастазы. Такие мысли еще мелькали в его мозгу, но Намсингу казалось, будто они витают где-то далеко. Шерп знал одно: он умрет в горах, а о лучшей смерти нечего и мечтать.

Когда Намсинг спустился на пятьдесят метров ниже вершины, он почти ничего не почувствовал. Где-то в памяти застряла смутная мысль о том, что солнце только что взошло, но на горе по непонятной причине смеркается. К нему обращался знакомый голос, в котором слышались рыдания и, хотя мозг Нама уже не улавливал значения слов, в них звучали искренние и возвышенные чувства. Чувствуя это, Нам заплакал. До того как навечно закрылись его глаза, он увидел, как наверху сверкнула звезда и упала далеко внизу под ним.

Как странно находиться выше звезды… - произнес он. - Как это чудесно…

Перевела с английского Наталья ЯКОБСОН

© Steve Bein. Odin"s Spear. 2007. Публикуется с разрешения автора.

В скандинавской мифологии практически каждый из асов обладает каким-то оригинальным артефактом, зачастую - неким могущественным оружием. Гунгнир - один из таких артефактов, он принадлежит Одину, владыке блистательного Асгарда. Копье Одина Гунгнир считается самым совершенным оружием, его удар невозможно отразить, от него нельзя защититься. С другой стороны, теми же свойствами обладает и Мьельнир Тора, так что нельзя сказать, что Гунгнир так уж уникален.

Этимология слова «гунгнир» («gungner» на норвежском) до сих пор неизвестна, а вот легенда о его происхождении достаточно популярна. Согласно «Младшей Эдде» копье Гунгнир было выковано темными альвами, карликами-кузнецами, но, разумеется, не по доброте душевной. Все началось, как обычно, с очередной глупости Локи. Бог обмана выкрал прекрасные волосы Сив, жены Тора. Сделал он это по наущению Фрейи , которая завидовала красоте Сив, но это фрагмент повествования обычно мало кого интересует. Чтобы исправить ситуацию (а заодно - уберечься от гнева Тора) Локи отправился к темным альвам и попросил их «выковать» (да, именно так!) для Сив новые волосы, из чистого золота. Гномы согласились и сделали волосы, а заодно - копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. То есть Один получил легендарный Гунгнир благодаря прохвосту Локи!

Только на этом легенда не заканчивается. Дело в том, что Гунгнир, Скидбладнир и волосы Сив были выкованы Ивальди, одним из древнейших родов темных альвов. Но этот род был в Свартальвхейме далеко не единственным. А Локи, вдохновленный своим «подвигом», решил закрепить успех. Он поспорил с Брокком, представляющим другой род темных альвов, что тот не сможет превзойти мастерством Двалина, главу рода Ивальди. Брокк слышал о великолепном Гунгнире и не мог не согласиться на спор. Вместе со своим братом Сидри он выковал вепря Гуллинбурсти, молот Мьельнир и кольцо Драупнир. Все эти сокровища асы без зазрения совести забрали себе. Молот достался Тору, кольцо - (после его смерти - Всеотцу), вепрь - Фрейру , а не знающее промаха копье Гунгнир - Одину.

Волшебные свойства Гунгнира и смежные мифы

Как сказано в «Младшей Эдде» Снорри Стурлуссона, копье Одина Гунгнир «разит, не зная преграды». Это чудесное оружие способно пробивать любые доспехи и щиты, оно ломает мечи и всегда находит цель. В этом смысле показательна легенда о том, как был уничтожен меч Зигфрида. Дело в том, что этот меч - тоже волшебный артефакт, он назывался Грам и изначально принадлежал Одину. Во время битвы Зигфрида (он же Сигурд или Сигмунд) с конунгом Люнгви Один выступил на стороне конунга, приняв облик воина в шляпе и темно-синем плаще. Зигфрид храбро бросился на воина с копьем, но Грам сломался о легендарный Гунгнир.

Также копье Одина Гунгнир фигурирует в мифе об убийстве Хельги (это сын Зигфрида). Хельги был убит в роще Фьетурлюнд Дагом, который не сумел бы совершить свое злодейство, если бы у него в руках не было Гунгнира (который убийце вручил лично Один). Однако, судя по всему, это более поздний миф, который не встречается в раннесредневековых списках.

Последний раз копье Гунгнир упоминается в «Младшей Эдде» в связи с наступлением Рагнарека. Один выйдет на бой со своим жестоким визави - волком-троллем Фенриром, который проглотил Солнце. В руках у всеотца будет Гунгнир, но даже знаменитое копье не спасет Одина от гибели в пасти чудовища.

Копье Одина Гунгнир: популярные заблуждения

В скандинавском и исландском фольклоре больше нет мифов, которые хотя бы косвенно касаются копья Гунгнир. Все, что не упомянуто в вышеприведенных эпизодах, является вольной фантазией, либо «реконструкцией на тему». Это касается, в первую очередь, некоего оберега в форме копья, который прочно ассоциируют с Гунгниром. Если обратиться к археологии и документальным источникам, то нет никаких сведений, подтверждающих факт существования такого оберега. То есть, к примеру, кулон в форме Молота Тора был неоднократно обнаружен археологами на территории Скандинавии. Такие кулоны обладают разной формой и размером, датируются приблизительно X веком. А вот кулон в форме копья Гунгнир - это чистой воды вымысел, подобных находок никогда не встречалось на территории Скандинавского полуострова или в северных регионах России.

Кроме того, первоначальный символизм Гунгнира неизвестен. Копье Одина изображается лишь как атрибут великого аса, его нельзя встретить в отдельности, как метафору или сакральный знак. Это позволяет предположить, что копье Гунгнир (Gungner) - исключительно мифологический образ, который должен был сделать облик Одина более «рельефным», выдающимся, пафосным. Очевидно, что здесь нет никакого эзотерического подтекста. Однако несправедливо не упомянуть о руне Гар (Gar) из нортумбрийского рунического алфавита. По всей вероятности, слово «gar» означает «копье» (точная этимология неизвестна). Некоторые исследователи полагают, что руна Гар соотносится с копьем Гунгнир, возможно даже олицетворяет этот могучий артефакт. Руну связывают с Иггдрасилем, она воплощает принцип завершенности, что в символическом аспекте также может сближать ее с Гунгниром.

Символ Копья как знака Верховной Власти знаком человечеству с давних пор.

Копье имело солярный и космологический смысл и соотносилось с Мировой Осью . Кроме того, оно воспринималось как фаллический символ. В этом смысле Копье означает также мужское начало, дающую жизнь силу, плодородие, воинскую доблесть, а также — Жезл Мага. Фаллическое значение Копья может быть проиллюстрировано ведийским космогоническим мифом о пахтании молочного океана копьем или орфическим повествованием о мировом яйце, разбиваемом копьем.

Копье — непременный атрибут воинов и охотников, позволяющее поражать жертву на расстоянии. Копье, пущенное в мишень, олицетворяет достижение цели и преодоление пространственных границ.
Таким образом Копье приобретает символ Мужественности во всех ее аспектах — экспансивности, жизненности, властности.

Еще один важный аспект символизма Копья — его жертвенное значение. Копье, как символ экспансивности Великого Отца используется для Жертвоприношения, то есть дифференциации божества, его вхождения в материю. С этой точки зрения большой интерес представляет миф о поражении этим копьем божества.

Мифологии разных стран и народов упоминают священные копья.

Угаритский бог Неба, грозы и плодородия Баал изображается с молнией-копьем, поражающим землю (образ эротического единения двух начал).

В древнеегипетской мифологии известно Копьё Гора, которое благословила богиня Нейт. «Его крючки — лучи солнца, его острия — когти Мафдет» (богини наказания).

По греческим преданиям, из древка копья Зевс создал в медном веке могучих людей. Копье стало оружием земной агрессии, нападения и войны. Люди медного века любили сражения и часто вели войны.

Они все погибли в кровопролитных битвах в стране Фив, в стране Кадма, сражаясь за наследие Эдипа, другие пали под Троей. Но большинство из них оказалось в подземном мире, в царстве теней или поселилось на краю земли, вдали от живых людей. Это произошло в конце бронзового века, когда оружие стали делать из железа, а не из меди.

В античном мире, если появлялся курьер и на конце его копья был венок — это обозначало победу; если — птичье перо, то — знак поражения, несчастья. Телеф, сын Геракла, был ранен копьем Ахилла и мог вылечиться только благодаря прикосновению того же самого копья к своей ране.

В греческой мифологии известно также волшебное копье Прокриды, которое ей подарила Артемида. Это копье само попадало в цель и само возвращалось к тому, кто его бросал. Этим же копьем, не знающем промаха, муж Прокриды по ошибке ее убил. Афина в споре с Посейдоном за обладание Аттикой ударила в землю копьем, и на этом месте произросла олива.

Позитивный смысл копья: если оно пущено с красотой, то летит далеко; если копье обвито виноградом, служит подпоркой лозе, то государство, в котором копья служат подпорками виноградников, процветает.

Овидий упоминает о брачном ритуале, когда обратным концом древка проводят пробор на голове девушки-невесты. Пиндар приводит легенду о Кенее, который требовал, чтобы копье почитали и поклонялись ему. Древко копья, которое пустило побеги — это история копья Ромула, рассказанная Овидием в метаморфозах. Оно пустило корни на Палантинском холме и символизировало зависимость верховной власти от божественной воли.

Однако наибольшую известность приобрели три копья европейской мифологии — Копье Одина (Гунгнир), Копье Лугга (Ассал) и Копье Лонгина (Копье Судьбы).

Копьё Одина — Гунгнир (датск., норв., швед. Gungner) было изготовлено двумя гномами братьями Ивальди (в некоторых источниках упоминается Первоцверг Двалин), чтобы показать Асам мастерство подземного народа. Оно обладало волшебным свойством поражать любую цель, пробивая самые толстые щиты и панцири и разбивая на куски самые закаленные мечи, и после броска, возвращаясь к своему владельцу. Именно бросок Гунгнира возвестил начало Первой войны — войны между Асами и Ванами.

Гунгнир может обжечь руку того, кому не принадлежит.
Вместе с тем, именно Гунгниром Один пригвоздил себя к Мирвому ясеню и девять дней пробыл в состоянии между жизнью и смертью, после чего обрел знание Мистерии Рун.

Одним из магических предметов Племен Богини Дану было копьё Лугга, которое всегда даровало победу своему обладателю.

Копье Луга было принесено из города Гориаса, одного из городов-прародины Туатта де Данаан. Это копье (иначе — копье Ассал), по преданию, добыли Лугу так называемые три бога ремесла.
Это копье имело солярный и космологический смысл и соотносилось с Мировой Осью.
В валлийских легендах Лугг (известный там как Ллеу) был поражен копьем, когда стоял одной ногой на краю котла, а другой на спине козла, причем он пал жертвой предательства со стороны своей жены, Блоддведд. Пронзенный копьем он превратился в Орла, который взлетел и сел на дуб, который также был Древом Мира.

Копье, которым римский легионер Гай Кассий нанес «удар милосердия» распятому Христу, наряду с Туринской плащаницей считается важнейшей святыней христианства. Оно вобрало в себя все черты символизма копья как знака верховной власти и обогатилось новыми.

Это копье, омытое святой кровью, приобрело, по мнению верующих, необыкновенные магические свойства. Копье Лонгина избавило Спасителя от мучений, и именно поэтому стало священным.
Сегодня в различных церквях и музеях мира хранится несколько реликвий, которые считаются Копьем Судьбы. Наиболее известны три.

1. Ватиканское копье хранится в Соборе святого Петра в Риме, куда попало в XVIII веке из Парижа, где оно хранилось, как считается, со времен Крестовых походов. Оно отождествляется с копьём, хранившимся в Константинополе, а прежде в Иерусалиме, по крайней мере с V века.

2. Армянское Копье — хранится в сокровищнице Эчмиадзина, где находится с XIII века. До этого времени хранилось в Гегардаванке, куда, по преданиям, было привезено апостолом Фадеем. Гегардаванк дословно переводится как Монастырь Копья.

3. Венское Копье ведет историю со времен Отгона I (912 — 973 годы). Характеризуется вкраплением металла, которое считается гвоздем распятия. После аншлюса Австрии Адольф Гитлер вывез копье в Германию и поместил в Нюрнберге. Считается, что оно было возвращено Австрии генералом США Джорджем Паттоном и в настоящее время находится в Императорской сокровищнице. Но достоверно об этом никто не знает.

Древнее пророчество гласит: «Владеющий этим Копьем и разумеющий, каким силам оно служит, держит судьбу мира в своих руках — добрых или злых». Копье Судьбы награждало владельца способностью утверждать добро, добиваться побед и совершать свехчеловеческие поступки.

Говорят, что выковал это Копьё для своих тайных целей третий первосвященник Иудейский, сын первосвященника Елеазара и внук Аарона, маг и каббалист Финеес. Активный общественный деятель, если нужно — воинский начальник, не чуравшийся собственноручно казнить отступников, Финеес неоднократно входил в сношение с силой, именовавшейся в те времена богом, и возвещал его волю своему народу. Копьё на протяжении всей его жизни помогало достигать цели, недоступные простым смертным. С годами слава могущественной реликвии только росла, и ещё больше росло число претендентов на обладание. Его держал в руках Иисус Навин, глядя на рушащиеся стены Иерихона. Царь Саул метнул магический талисман в юного Давида. Ирод Великий, опираясь на Копьё, отдал приказ об истреблении невинных младенцев. Потом по воле провидения оно оказалось в руках римского центуриона Гая Кассия, и умерший Христос обрёл вечную жизнь.

Потомственный солдат, вынужденно ставший соглядатаем, получил свое копье по наследству. Согласно «Евангелию от Никодима», его дед получил оружие из рук Юлия Цезаря за храбрость, проявленную во время Галльской войны. После смерти Иисуса, по одному преданию, Гай Кассий попросился в отставку, примкнул к последователям Христа и закончил свои дни отшельником в древнем городе Мазака в Каппадокии — ныне турецкий город Кайсери (искаженное название «Кесария»).

Потом копье попало к Иосифу Аримофейскому, который вместе с чашей крови Христа (Святой Грааль), вывез Святое Копье в Британию, передав некой легендарной личности, оставшейся в истории как «Король-рыболов». Он же стал и хранителем Святого Грааля. Владения копьем сыграло с «Королем-Рыболовом» злую шутку — он стал евнухом.

Легенды гласят, что владели Копьем и римские цезари Диоклетиан и Константин (III — IV века); энергичные короли вестготов, сокрушители Римской империи, такие, как Одоакр (V век); длинноволосые Меровинги,среди которых особняком стоит креститель Франции (496 г.), жестокий и неразборчивый в средствах Хлодвиг, внук того самого Меровея; а также последний деятельный лидер из этой династии, прозванный за рассудительность и прозорливость Соломоном франков, Дагоберг I (629 — 639): Пипин Геристальский (вторая половина VII века) по прозвищу Боевой Молот, прадед знаменитого Карла Великого и сам легендарный объединитель Европы — Шарлемань — для французов и Карл Гроссе — для немцев (742 — 814).

По легенде, вождь гуннов Аттила, прозванный «Бичом Божиим» (ок. 406-453 гг.), подступил к воротам Рима, но папа Лев I сумел откупиться от грозного противника. Прежде чем уйти от осажденного города, Аттила прискакал к группе римских воинов и бросил к их ногам пику. Осадив коня, вождь гуннов якобы воскликнул: «Забирайте свое священное копье — мне оно не в помощь, ибо я не знаю Того, кто освятил его».

Карл Великий, вполне возможно, мог видеть и даже держать в руках подлинное Копьё. В 799 и 800 годах патриарх Иерусалимский, желая инициировать крестовый поход, направлял к нему своих гонцов с благословением и священными реликвиями, среди которых, между прочим, были ключи от Гроба Господня и ключи от самого Иерусалима. Карл на уговоры не поддался и отделался дорогими подарками, а также крупными денежными пожертвованиями. Последнюю попытку монахи с горы Сион сделали в 803 году. С тайной миссией к Шарлеманю в Зальцбург прибыли двое. Есть версия, что во время уговоров как последний довод они продемонстрировали ему мощь Священного Копья. Карл Великий выиграл 47 сражений, в каждое из которых, по легенде, брал копье. Когда император возвращался из Саксонии, по небу пронеслась комета, его конь пугливо рванулся в сторону и сбросил седока. Копье, которое Карл держал в левой руке, упало в грязь. Вскоре король скончался.

Документальная история Копья Судьбы начинается 14 июня 1098 года в Антиохии. Ее подробно изложил непосредственный очевидец тех событий, летописец и каноник Раймунд Агильский. Согласно его летописанию, участнику Крестового похода, провансальскому крестьянину Петру Бартоломею несколько раз являлся святой Андрей и указывал место, где было зарыто Копье Судьбы. Он также требовал, чтобы об этом непременно было доложено доблестному рыцарю Раймунду, графу Тулузскому.

Одолев в конце концов все преграды и выполнив многочисленные условия, группа рыцарей, помолясь, приступила к раскопкам в соборе Святого Петра. И все произошло, как и было предсказано. Найденное Копье не замедлило продемонстрировать разуверившимся свою чудодейственную силу: неприятельские укрепления стали сдаваться одно за другим крестоносцам, последнее время терпевшим военные поражения. С божественной помощью вскоре пал даже Иерусалим.

В Европу, в Париж, Копьё Лонгина из Святой земли доставил Людовик Святой (1214—1270). С этого момента почти все известные императоры владели им.

Один британский историк, написавший монографию о короле Богемии Карле IV, рассказал, что в цистерцианском монастыре в горах Тироля его свита обнаружила наконечник копья, пронзившего тело Спасителя. К сожалению, этот сэр не объяснил, как копье оказалось в стенах обители.

Именно Карл IV первым назвал находку «Копьем Господа». Он повелел покрыть золотом потускневшее серебро, и заменить прежнюю надпись на более точную — «Копье и Гвоздь Христовы». Реликвию выставили на всеобщее обозрение в Пражском замке. Император Сигизмунд Люксембургский (1368—1437), при котором расправились с чешским реформатором Яном Гусом, перевез копье из Праги в Нюрнберг. Перемещение ценностей осуществлялось довольно оригинально — их спрятали под грудой рыбы, погруженной на простую телегу, которую сопровождали 4 человека. Кроме копья там находились зуб Иоанна Крестителя, мощи святой Анны и кусочек деревянных яслей, куда, по преданию, Мария положила младенца Христа.

Чтобы реликвия не досталась Бонапарту, городской совет Нюрнберга решил временно укрыть имперские сокровища в Вене. Миссию осуществил регенсбергский барон фон Гугель, который после распада в 1806 году Священной Римской империи, продал имперские сокровища австрийскому императорскому дому Габсбургов.

Наполеон, одержавший победу при Аустерлице, тут же потребовал, чтобы ему доставили знаменитый талисман. Он не расставался с ним, пока не пошёл войной на Россию. А Копьё тем временем выкрали, что и послужило причиной его поражения.

Гитлер был хорошо знаком с легендой о Копье и несколько раз видел копье в одном из венских музеев. Оно так его впечатлило, что он еще тогда решил им завладеть и править с его помощью миром. Сразу же после аннексии Австрии копье было занесено в список «личных реликвий фюрера» и вывезено в Рейх. Генрих Гиммлер жаждал обладать реликвией, которая, согласно легенде, наделяла его владельца магическими способностями, но ему пришлось довольствоваться копией, которая по его приказу была сделана еще в 1935 году и помещена в замок Вевельсбург.

Завладев Священным Копьём, нацисты очень тщательно хранили его в Нюрнберге вместе с другими сокровищами, выстроив для этого специальное сооружение со сложной системой охранной сигнализации. Существует версия, согласно которой после поражения сливки германской нации вместе со всеми священными реликвиями (в том числе и с Копьём Власти) на нескольких подводных лодках скрылись в Антарктиде, где в районе Земли Королевы Мод ими заблаговременно был подготовлен подземный город. И все летающие тарелки, которые стали появляться только после 1947 года, не что иное, как дело рук живущих там людей, владеющих неизвестными нам технологиями.

В результате мастерски проведённой операции (немцы попытались вывезти Копьё и ещё два священных предмета как раз перед падением Нюрнберга, но по очень странному стечению обстоятельств именно «копьё св. Маврикия» они, при своём педантизме, вдруг перепутали с «мечом св. Маврикия») американская седьмая армия генерала Пэтчиза овладела и городом и сокровищами. Узнав о Копье Лонгина, сюда немедленно примчался самый легендарный и самый странный генерал армии США — Паттон. Веривший в реинкарнацию и магию, несколько лет занимавшийся поисками Святого Грааля, он очень хорошо понимал, что держит в руках, потому что сказал сопровождавшим его офицерам, что для человечества наступают трудные времена.

В разговорах о скандинаво-славянских взаимоотношениях, особенно в спорах на тему «откуда пошла земля Руска», практически единодушно указывается на то, что в плане религии варяги не оказали никакого существенного влияния. Это является одним из козырей антинорманистов, сторонники же норманнской теории, обычно пытаются объяснить сие дело тем, что скандинавы, мол, особого значения вере не предавали, а перенимали верования того народа, среди которого селились. Например, «принеся» на Русь государственность, они переняли веруи обычаи славян. Странно, не правда ли? Тем более существуют тексты, утверждающие обратное. Это или западнославянские тексты или германские, ну и естественно скандинавские.

Не желая вставать ни на одну из сторон в этом извечном дискусе, хотел бы указать на один весьма интересный факт. Как говорится: «Amicus Plato, sed magis amica veritas» («Платон мне друг, но истина дороже»).

Итак.Начнем с того, что, к сожалению, реальных источников по которым можно было бы судить о влиянии, в духовном плане, скандинавов на восточных славян и наоборот, не то, что мало, а практически нет. Конечно, мы имеем довольно обширный материал по скандинавской мифологии, но вот сравнить и сопоставить ее срусскими источникам невозможно, из-за практически полного отсутствия оных. Из того, что сохранилось, большая часть - пересказы «заморян». Отсюда историки обычно начинают выискивать и анализировать по крупинкам любую информацию, например, последнее время стало очень популярно привлекать лингвистику к освещению подобных проблем. Если с археологией еще понятно, эта наука точная, и с ее базой не поспоришь, то вот ковыряние в конях слов может выдать любой необходимый для исследователя результат.С другой стороны, за неимением лучшего, хоть что-то….. Хоть что-то……

Хм… А ведь ответы на некоторые вопросы, порой, находятся перед самым нашим носом, вот только иногда микроскоп, необходимый для изучений мельчайших частиц, оказывается бесполезным для поиска, тем более, если рядом находится крупный объект.

«Повесть временных лет» - наверное, один из самых изученных источников по истории Руси. Наверное, нет ни одного русского человека, который бы, если и не читал ее, то уж слышал наверняка.

Школьная программа. Древняя Русь. Святослав и его походы.

Есть в ПВЛ один интересный момент, известный всем, на всякий случай напомню:

В год 6454 (946). Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: "Князь уже начал; последуем, дружина, за князем". И победили древлян.

Так началось княжение Святослава. Обычно, комментируя данный момент, лишь восхищаются Святославом, с малолетства сидевшем на коне. К сожалению, большего я пока нигде не встретил. Историков больше интересует ход войны киевлян с древлянами, да действия княгини Ольги, нежели маленький момент, уместившийся в полторы строки.

Святослав бросил копье. Зачем? Дал сигнал к атаке, показал кто тут главный? Вроде бы, да. Тем более, если опираться на слова, приписываемые Свенельду и Асмуду. Но нет ли в этом действии чего-то большего? Сакрального.

А вот тут нам придется посмотреть на представления и обычаи древних германцев.

Читая Варга Викернеса «Скандинавская мифология и мировоззрение», наткнулся на одну интересную вещь, имеющую непосредственное отношение к нашей теме.

Рассказывая о Богах и вещах им принадлежащих, Варг упоминает о Гунгнире, копье Одина. Копье, которое поразит всегда ту цель, в которую его бросит Один.

Но копье - лишь образ. Образ, за которым скрывается языческая мудрость и представление о мироздании и миропорядке. Суть копья - это не палка с железным наконечником, а:

«Копье, которое Один получил в подарок - это мысль; сознательная, острая мысль, которая всегда попадает в то, на что она была нацелена. Когда древние германцы кидали копье над своими врагами и посвящали их Одину, чтобы начать бой, это было просто символическим действием. Они говорили своим врагам, чтобы те приготовились, что у них есть планы на приближающееся сражение. Мысль брошена через поле битвы до того, как битва началась».

Сопоставим теперь слова Варга, скандинавского язычника, и отрывок из ПВЛ. Что получается?

Святослав совершил ритуальное действие - бросил копье. Он показал не только своим воинам, но и древлянам, что готов к битве, что сознательно на нее идет, что стратегия боя им выработана. Но важен и тот факт, что, бросив копье, Святослав посвятил жизнь и смерть древлян в жертву Богу. Перуну. Княжич должен был отомстить за смерть отца и устроить по нему тризну.Кровавую тризну.

Именно поэтому, только Святослав должен был кинуть это копье. Только он имел на это право. Не Ольга или кто из дядек, а именно Святослав, это был его долг, его обязанность и только его право!

Бросок копья - это знаменитая ритуальная фраза Святослава «Иду на Вы!». Фраза, сказав которую уже нельзя отступить. Это заклинание, после которого есть лишь один путь - вперед, к победе. Это обет, данный Богам, что противник будет повержен и принесен на поле битвы в жертву, во славу Богам, или бросающий копье погибнет сам.

Вот такой получился небольшой штришок к истории скандинаво-славянских взаимоотношений.

Копье Одина было известно и русским князьям.Гунгнир и «Иду на Вы!» - суть вещи одного порядка, сакрального, ритуального. Бросая копье над головами врагов, германцы посвящали их (врагов) Одину. Отсылая послание «Иду на Вы», Святослав посвящал своих врагов Перуну. Во славу Богов лилась кровь на полях сражений. Кровавая тризна. Два народа, один обычай.

Кто и в чью сторону сегодня бросит копье - зависит лишь от нас.

Рука Богов уже давно сжала древко.

Мечта военных всех времен - не знающее промаха оружие, пробивающее любую защиту. Оно досталось древнему германо-скандинавскому верховному богу, который не только определял судьбу воина на полях сражений, но и то, где он окажется после смерти: заберут ли его прекрасные девы-валькирии для пира в Валхале. Копье Одина - Гунгнир - один из самых известных в мире священных символов силы и власти.

Спор мастеров

Существует несколько древних историй, рассказывающих о происхождении легендарного оружия. По самой распространенной версии появление копья Одина случилось очень давно. А главное, не без происков и уловок бога хитрости и обмана Локи, большого любителя различных споров и шалостей.

Однажды он отрезал золотые волосы у Сив, жены бога Тора. Когда его поймали и пригрозили переломать все кости, он заверил, что подземные кузнецы сделают новые золотые волосы. Для этого хитроумный Локи решил устроить соревнование между двумя лучшими семьями кузнецов.

Благодаря его интригам, поспорили с Локи два семейства альвов (так называли в скандинавской мифологии карликов, живущих в подземном мире), больших мастеров в кузнечном ремесле и знатных рудознатцев. Семейство великого мастера Ивальди, которое жило на одной стороне горы, противостояли братьям Брокку и Эйтри, живущим на противоположном склоне. В споре решалось, кто из них являются лучшими кузнецами во всех девяти легендарных мирах.

Изготовление легендарных предметов

Множеств прославленных артефактов изготовили карлики во время этого заочного состязания. Сыновья Ивальди сделали золотые волосы и тем самым спасли Локи от гнева Тора. Также они построили корабль Скидбладнир, который мог передвигаться по суше и по морю. Они также выковали Одину копье, обладающее волшебными свойствами.

Мастер Эйтри изготовил:

• вепря по имени Гуллинбурсти, в переводе с древнескандинавского "Золотая Щетина" , известного также как "Страшный клык" ;
• золотое волшебное кольцо Драупнир;
• молот Мьельнир.

Собрались древние боги на большой совет, чтобы оценить работу подземных мастеров. Посоветовались и решили, что самые чудесные предметы сделал Эйтри.

Любимое оружие

Волшебные артефакты достались разным богам, отдали братья Ивальди копье Одину; Тору вернули золотые волосы для его жены; богу Фрейру достался корабль. Локи разъяснил, что копье поражает врага, не зная преград; волосы прирастут к Сив, как только их приложат к голове; Скидбладниру всегда дует в паруса попутный ветер.

Верховному богу Одину копье пришлось по нраву, назвали его Гунгнир, он стал его любимым оружием. Никогда не расставался с ним бог. Когда захотел познать руническое письмо, Один пригвоздил им себя к Мировому ясеню. Девять дней и ночей провисел Один на копье, находясь в пограничном между жизнью и смертью состоянии. После этого он стал знатоком мистерии Рун. С копьем Один пошел на первую войну асов с ванами, начало которой положил бросок Гунгнира. С ним пойдет на последнюю битву, которая приведет к гибели мира.

Есть и другие древние истории происхождения волшебного оружия, например, что гномы сделали Гунгнир из звезды и преподнесли в подарок богу войны. По другой легенде волшебное оружие досталось ему из Асгарда (небесного города, обители богов), из прошлого, уничтоженного Рагнареком. Также есть история, где копье Одину выкует Первоцверг Двалин, чтобы показать свое искусство.

Волшебные свойства

Копье бога Одина обладает поистине легендарными качествами. Оно может поражать любую цель, не зная промаха, пробивает самые крепкие щиты и толстые доспехи, разбивает на несколько кусков самые лучшие мечи. Даже волшебный меч Сигурда (Зигфрида), который легко рубил камни, сломался при ударе об копье. Один, который внезапно появился на поле битвы в облике человека в шляпе и синем плаще, защитил конунга Люнгви. Кривой на один глаз человек замахнулся, а когда Сигурд ударил, то подставил свое оружие. Меч, ударившись об копье Одина, сломался пополам.

После броска оружие возвращается к своему хозяину, кроме того, оно обжигает руки, если кто-то другой решится его взять. На последний свой бой он выйдет в золотых доспехах и с копьем. Одина проглотит мифический волк Фернир.

После выхода серии комиксов компании "Марвел" про Тора из голливудских фильмов, снятых по ним, многие посмотрели истории про легендарные артефакты древних богов. Поэтому, как называется копье Одина, теперь знают практически все любители кино.